Екатерина Асмус. Роман "Рок" -  главы из романа.

 

НАСТОЙКА БОЯРЫШНИКА

 

    Лялька проснулась одна, в полутемной комнате.  Не было понятно, сколько дней она здесь провела, да и вообще - ночь сейчас или утро. А быть может, и вечер. И куда все остальные  подевались - тоже было не ясно. В воздухе – застоялый запах табака, разрывающий легкие, голова раскалывается, язык - наждачный,  и желание только одно – свернуться клубочком, накрыться с головой и заснуть снова. Но это как раз таки и не получалось. Словомешалка, будто белка в колесе, ворочалась в черепе, и какие-то пятна плыли перед закрытыми глазами. С трудом собрав себя в кучу, Лялька поднялась, с целью исследовать помещение. Для начала  рванула форточку – раз, два, - та подалась только на  третий, обдав струей свежего воздуха. Стало чуть легче.

Поблуждав по квартире, которая  с утра выглядела совсем не столь романтично, как вечером, Лялька обнаружила немыслимо захламленную кухню. Там нашелся чайник и полупустая банка с солеными огурцами. Не будучи опытной в принятии спиртных напитков, Лялька  рассолу не выпила (а ведь помог бы, ох, как помог бы) и, включив чайник, уселась на табуретку, тупо глядя на гору неглаженого белья, громоздившегося на кушетке  в углу. Мысли разбегались, голова продолжала болеть, в глазах было мутно, безнадежно и уныло. Вдруг куча на кушетке  как будто пошевелилась. Лялька попробовала сфокусировать взгляд в одной точке, но не смогла. Подумав, что показалось, Лялька немного успокоилась, но вдруг, куча задвигалась сильнее, и хриплый, неопределенного пола голос произнес:

     - Эй, кто тут есть? Чайку бы! 

     Лялька аж подпрыгнула на табуретке, а в это время из бельевой горы высунулась неопознаваемая седая голова и уставилась на Ляльку красными больными глазами.

     - Слышь, золушка! - прохрипела голова. – Окажи первую помощь, налей чайку! Небось, другого-то нет? – горестно продолжала голова. - Выжрали ведь  все до капли,  ничего на утро не оставляют, знаю я их!

     С этими словами голова вытянула из горы свое тело, представ перед Лялькой стройной дамой,  весьма изысканно и дорого одетой, в золотых цепочках и сияющих брильянтовых кольцах на тонких пальцах. Вздыхая и морщась от головной боли, дама умостилась на краю кушетки, опершись локтями на стол. Короткие пепельные  волосы её стояли дыбом, но это нисколько их хозяйку не смущало.

     - Тебя кто сюда привел, золушка?  – поинтересовалась дама, пока Лялька заваривала им обеим чай.

     - Малыш, - ответила та, смутившись под пристальным  насмешливым взглядом красных глаз.

     - Аааа… - протянула та, – девочка Малыша, значит… Очередная… А сахар ты положила? 

     - Что значит… - начала, было, Лялька, но дамочка перебила ее:

     - Послушай, а ты можешь мне сахар помешать, а? А то – укачивает, понимаешь?

     Ошарашенная такой бесцеремонностью, Лялька взяла ложку и стала перемешивать сахар в стакане собеседницы, а та тем временем пустилась в откровения.

     - Послушай, золушка, ты сама не знаешь, куда  попала. Беги отсюда, да поскорей. Малыш - он что, перышко невесомое, да и другие не лучше, раздолбаи. Ну и потом, он у сестры своей  - Стаськи - вот где!

     Тут дама предъявила Ляльке кулак, сверкнувший бриллиантовой радугой. 

     - А что, она ему сестра? - обрадовалась, было, Лялька.

     - Ага,  только на самом деле - не сестра вовсе, - последовал загадочный ответ. - Стаська наша – борона железная, и что только в ней мужики находят? - продолжала  потрепанная  нимфа, прихлебывая чай.  Внезапно она весьма резво вскочила с места и, открыв нечто, похожее на старую хлебницу и стоявшее на столе у плиты, стала увлеченно что-то там искать. 

      - Есть! - воскликнула она торжествующе, выуживая на свет пыльный маленький пузырек темного стекла, в каких обычно продают в аптеке лекарства. – «Настойка боярышника» -  наставительно сообщила дама Ляльке, - на семь пузырьков – три литра воды, соответственно на один – пятьсот граммов! – и для сердца, кстати, полезно!  Счастье, что не вспомнили наши пропойцы о божественной опохмелочке, - радовалась она, смешивая ингридиенты  и разливая  мутную жидкость по рюмкам.

     - Ну, с добрым утром! - воскликнула дама, опрокинув дозу  залпом.

       Метаморфозы, произошедшие с ней в последующие две минуты, были поистине волшебны. Румянец заиграл на бледных щеках, волосы как-то сами собой пригладились, рубиновые, слезящиеся щелки глаз раскрылись и стали обычными глазами, разве что, немного томными и с поволокой.

     - Аделаида, - сообщила она, запивая боярышниковую смесь чаем.

     - Где? - не поняла Лялька.

     - Я, - последовал ответ.  - А тебя как звать-то, золушка?

     - Лялька.

     - Оно и видно, - прыснула Аделаида, – Очередная Лялька Малыша!    

     Лялька уже открыла, было, рот, чтоб, невзирая на разницу в возрасте, хорошенечко отматерить  наглую насмешницу,  как вдруг из-под кучи белья раздался приглушенный звонок телефона.  Аделаида, в два счета раскидав кучу, выудила оттуда шикарную сумку  из невиданного меха, а из сумки телефон с брелоком, поблескивающим подозрительным бриллиантовым блеском, ткнула кнопку и, послушав с минуту, разразилась длиннющим монологом на английском языке. Лялька, познания  которой в английском ограничивались фразами: «Сколько стоит?» , «Меня зовут Елена» и «Я живу в городе-герое Матюжки», поняла, тем не менее, что разговор идет с мужчиной, по воркующим интонациям говорящей, переходящим в улыбчивое интимное  сюсюканье. Окончив беседу,  Аделаида налила себе еще боярышника, махнула залпом и разразилась тирадой:

     - Нет, ну везде достанет, а? Сказала же - на симпозиуме я! И за что мне эти муки, а?

     - Что, за утконоса этого драного  я должна терпеть  такие издевательства? - Аделаида потрясла меховой сумкой перед Лялькой.  - Ага, щас! Мужиков на тумбе нужно держать, как тигров, а то – не успеешь оглянуться,  а  они уже у тебя на горле висят!

     - Вот так-то, миленький мой, - обратилась она к уже молчащей телефонной трубке, только и знаете, что голдьем закидывать из своей Америки! А у меня, может, душа не успокоилась! - возмущалась Аделаида, прихлебывая следующую порцию боярышника. - И поговорить-то не с кем!

      - Знаешь, когда твой «нынешний» начинает перезваниваться с твоими «бывшими»  и  часами говорить о футболе  – хочется бежать от них от всех на край света! Смотришь на это, слушаешь и думаешь: а было ли что-то у тебя с ними? А если и было, то как же тебя угораздило с такими занудами связаться! - горестно воскликнула она. - Вот и с тобой так будет, - пророчески резюмировала Аделаида. - Только еще хуже, быстро в тираж выйдешь, потому как ты – золушка!

      Лялька, в которой боролись обида и преклонение перед «Мистером Долларом», который явно не обходил Аделаиду своим вниманием, все же вознамерилась спросить, почему  ее  называют «золушкой». Но тут снова раздался звонок Аделаидиного телефона. На этот раз разговор шел по-русски. 

     - Да, папочка, конечно на симпозиуме, а что? Ты, между прочим, меня в перерыве поймал! Джон сказал, что я все утро не брала трубку? Ну и ябеда, уже и тебе успел позвонить! Я же  в конференц-зале звук отключаю, что ему, непонятно что ли, бревно американское,

неотесанное!  Папа, он с ума меня сведет своей ревностью! Извел меня всю! Жизни никакой! И откупается какой-то штампованной ювелиркой. Хоть бы ты его образумил, научил разбираться в антиквариате, а то мне стыдно носить весь этот дерибас, которым он меня буквально завалил. Да, трудно с необразованными… Только ты меня понимаешь, дорогой. Ну, конечно, что он там видел в своей Оклахоме, кроме нефти. Ой, не говори, только расстраиваться. Все, все, не будем о грустном!  Жди меня в «Европейской» через час, да, кстати, я на диете, мне только осетрину и авокадо! Пока!

     Чмокнув воздух у трубки, Аделаида залпом опрокинула  остаток боярышниковой смеси, схватила «утконоса»  и, выкопав из груды белья на кушетке  невесомую соболью шубку, весьма бодро направилась    

к дверям. На пороге она обернулась и, помахав обрильянченной  ручкой, сказала:

     - Чао, золушка! Спасибо за чаек! И помни – беги отсюда, пока не началось!

      С этими загадочными словами она умчалась, оставив за собой запах недостижимо дорогих духов.

 

 

НЕСМИЯНОВКА

 

     Боярышник и вправду благотворно действовал на организм, потому как Лялька, едва добравшись до обширной кровати в гостиной, рухнула и  тут же провалилась в долгожданный сон. Разбудили ее  мужские голоса и хохот. Приоткрыв глаза, Лялька молча наблюдала за говорившими.  Хозяин квартиры, гостеприимный Митюха читал гостям –  Ушастику,  Дреде и еще трем молодым парням в кожаных косухах – свои  стихи, а те покатывались со смеху.    

 

Под прессом общего нахлёста,

Сосед мой, воли не видав,

Вдруг рухнул навзничь. Я отвлёкся,

Пытаясь запихнуть в рукав:

Бутылку спирта,

Томик прозы,

Стакан, завернутый в платок…

В такие лютые морозы

Я отказать себе не мог -

Налил сто грамм всего,

От силы,

Смахнул с плеча седую прядь,

И, не рассчитывая силы,

Я стал соседа поднимать.

Попробовал в плечо толчок,

Потом трясти стал неспеша.

Он закряхтел, потом замолк,

Лежит и плачет чуть дыша.

Подумал я: так будет долго,

Налил себе ещё чутка,

Стал подымать, но всё без толку,

И выпил с горя я тогда.

Тащу по комнате за ворот,

А он как вклеенный лежит!

Тогда я в ухо крикнул: «Сорок,

рублей с тебя мне подлежит!»

Он вроде дёрнулся с испуга,

Но тут ещё мертвее стал.

«Ну что я тут тебе прислуга,

следить за тем, что б ты дышал?»

Товарищ мой меня не слышал,

И я расстроился совсем.

Пошел и выпил пару лишних.

А если точно, лишних - семь...

Вернулся я - их было двое,

Сосед мой и его двойник,

Но я оставил их в покое,

С размаху в пол воткнув свой лик.

 

    Отхохотавшись, Дреда поймал в поле зрения Ляльку и поспешил привлечь внимание остальных:

     - Эй, смотрите-ка, оклемалась, бедолага!

     - Ты вчера уж больно плохая была, – пояснил Ушастик дружелюбно. – Совсем, что ль, пить не умеешь?

     Лялька выползла из-под одеяла и подсела к мужчинам.

     - А если умею - то что? - кокетливо спросила она. Состояние ее явно улучшилось к вечеру, и захотелось  немного пофлиртовать.

- Ну, а если умеешь - то сейчас и покажешь! – обрадовался  Митюха.

- А кто такая Аделаида? - вспомнила Лялька о даме, назвавшей ее золушкой.

- Аа! Укатила, что ль? - ответил Митюха вопросом на вопрос. - Адка теперь год тут не появится. Такое вот  у нее циклическое жизненное  расписание! Сейчас – Канары, потом – Багамы, Сейшелы, потом конгресс какой-нибудь. Да и Джон,  от него так просто  не побегаешь – охрану приставит и -  пиши-пропало  разгуляево!  Она ж психолог известный, только не практикует давно, деньги и так девать некуда, а вот путешествовать  любит. Душа, говорит, у меня не успокоилась, скучно на вилле-то жизнь просиживать. А сюда приедет – так недели две из дому не выходит, только в магазин казачков засылает за дозаправкой.

     - Добрая она, – вступил в разговор один молодых из парней. – Денег по утрам столько дает, что ноги сами бегом в лабаз бегут, как представишь, сколько всякой всячины  накупить можно.

      - Да уж, – подхватил другой, – две недели, кроме вискаря, ничего в рот не брали, да еще и с закусью шикарной!

     - Я ее двадцать лет знаю, – продолжал Митюха восхищенно, - боевая сестренка.  А по части культуры пития, я вам скажу, что песок поливать, во, здоровье какое у человека!  Ну да ладно. Адка теперь целый год будет аперитивчики потягивать, не принято у них так вот, голяком,  вискаря глушить, а мы  уж тут сами по себе, потихонечку выпьем  Несмияновки.

     - Да неужто осталась еще? -  в изумлении закричали в один голос гости. - Как тебе удалось сохранить ее?

    Митюха торжественно поднялся и полез в старинный дубовый  буфет громаднейших размеров. Вскоре из недр его, из самых глубин, была достана пыльная трехлитровая фляга с темной кроваво-красной жидкостью.

     - Семьдесят градусов! - гордо сообщил Митюха. - Самолично  на клюковке настаивал!

     Гости умильно смотрели на емкость, а хозяин достал семь  маленьких граненых стаканчиков, поставил на стол тарелку сушек, ковш с водой  и, разлив по первой, превозгласил: «Ну, добрый вечер!».

     Гости жахнули залпом, а Лялька, даже не сообразив,  что делает, опрокинула в себя стакан - и тут же кислород кончился, горло сжалось  и в глазах потемнело.  Она, схватив ковш, судорожно отхлебнула из него – отпустило.

     - Смотри – наша-то какова? Ну, молодец! Теперь можно и по второй.

     - Да, давай сразу, а после третьей – покурим.

     После второй  Лялька вдруг вспомнила, что  неизвестно, сколько дней она прогуливает работу у Михальчика. И, наверное, шеф, матерясь,  названивает ей домой или, что еще ужаснее, уже уволил и взял на ее место ту чувырлу, которая приходила несколько дней назад, якобы по ошибочному приглашению кадровички. От всех этих страшных мыслей Ляльке захотелось немедленно махнуть и третью, чтобы почувствовать свободу, забыть о довлеющих обстоятельствах и о том, что ничего она не знает о Малыше и о месте его нынешнего пребывания.

     - Давай третью! – азартно выкрикнула она, подставляя  свой стаканчик Митюхе. Тот, подняв бровь, ничего не сказал, но молча налил. Лялька проглотила содержимое, и накрыло ее черным одеялом с головой – она отключилась.

    Сознание еще не вернулось к ней, но резкий женский голос прорезал мерное жужжание мужских голосов. Лялька не могла пошевелиться, но смутно понимала, что женский голос упрекает, а мужские оправдываются, и эти звуки нарастали, нарастали и, став огромными, схватили ее, словно водоворотом, и  понесли – понесли  в самый эпицентр, обдав ледяными брызгами, обжигающими лицо.

     - Аааааааа! – заорала Лялька, отплевываясь от воды.

     - Ага,  очнулась,  потеряшка!  - Голос был смутно  знаком. 

     Проморгавшись, Лялька увидела перед собой вчерашнюю соперницу,  Стасю, и поняла, что обе они стоят в ванной, с ног до головы,  облитые ледяной водой. 

     - Сама из-за тебя вся уделалась! – закричала Стася. – Не умеешь пить – не берись,  с кем ты соревнуешься? И вообще, уходи отсюда, пока не началось, нельзя тебе здесь – пропадешь нафиг! – почти слово в слово повторила она наказ Аделаиды.

     С этими словами Стася вылетела за дверь и Лялька услышала: «Чтоб завтра же этой золушки здесь духу не было! А ежели Малыш явится, то нет у него больше сестры – так и передайте!» Засим дверь вероятно входная, была захлопнута с оглушающим  грохотом и наступила  тишина. Через недолгое время раздалось осторожное бульканье, потом звяканье стаканчиков друг об друга – пауза и – неспешное журчание мужских голосов возобновилось, как будто и не было внедрения резкого, возмущенного, женского. Мокрая Лялька тихонько вышла из ванной и остановилась  в тени коридора, обессилено прислонясь к косяку. С этого места она видела только Митюхину спину  и обратилась к ней из своего укрытия.

     - Мить, а почему она,  (выговорить имя ненавистной  Стаси она физически не могла) назвала меня золушкой? И Аделаида…

     - И Адка - тоже? - перебил ее Митюха. – Ту не обманешь – психолог, одно слово.  Золушкой, говоришь…  Даа…

     С этими словами он встал, полез в ящик допотопного письменного стола,  крытого сукном, и выудил оттуда пожелтевшую бумаженцию:

    - Вот, почитай-ка.

Лялька взяла листок в руки и прочла: «Табель о рангах».